С каждым днём мне попадается на глаза всё больше бурных и увлекательных обсуждений того, каковы перспективы чьей-либо победы на предстоящих выборах президента Украины и каковы будут последствия этих выборов для нас. На сей счёт и впрямь можно рассуждать много и увлекательно. Но прежде чем затевать эти рассуждения, надо иметь в виду главное: эти выборы так же юридически ничтожны, как и вся нынешняя деятельность тех, кто провозгласил себя властью на Украине.

Содержательная сторона дела очевидна. Например, ясно: невозможно провести выборы, когда боевиками захвачены Центральная избирательная комиссия и типография, где печатают бюллетени для голосования, да вдобавок те же боевики пообещали присутствовать на каждом избирательном участке, то есть силой пресекать любую попытку голосовать вопреки воле самих боевиков — и таким образом независимо от воли народа победителем на выборах объявят того, кого сочтут нужным объявить боевики. Не может быть пригодна для выборов обстановка в стране, где реальная власть принадлежит незаконным вооружённым формированиям (пусть сейчас и пытаются объявить о разоружении «Правого сектора» — но сам этот сектор составляет лишь малую долю НВФ Украины). Не может отражать волю народа — и вообще быть законной — деятельность парламента, где добрая половина депутатов в одночасье сменила политическую ориентацию, то есть фактически отказалась исполнять свои предвыборные обещания. И уж подавно не может восприниматься всерьёз деятельность парламента, где значительная часть депутатов находится в той или иной форме под вооружённым контролем. Правда, сейчас боевики уже не заходят с автоматами в здание Верховного совета, но известно, что нескольких депутатов избивали сразу после переворота, а сейчас довольно многие родственники депутатов пребывают фактически на положении заложников.

Но это всё — содержательные вещи. Их при большом желании можно не замечать. Как известно, журналисты и политики из стран, всё ещё почему-то именующихся развитыми, очень хорошо научились действовать по принципу трёх обезьянок: не вижу, не слышу, не говорю. Поэтому я остановлюсь на соображениях чисто формальных, ибо их труднее подделать, чем содержательные, а главное — труднее говорить, что их не существует.